Зачем люди становятся алкоголиками?

Может ли быть интерес или хоть какой-нибудь смысл того, что у людей возникает непреодолимое желание к саморазрушению посредствам принятия спиртных напитков? Почему эта иллюзия настолько сильная, уверенность – настолько крепкая? Можно ли словами, речами или поступками достучаться до человека с таким набором качеств? Что необходимо делать или не делать? Ругать или плакать?

Откуда же появляется такая страсть к саморазрушению, кто может это объяснить? Человек – личность, обладающая отличными исходными данными: культурной образованностью, знанием английского языка, любимыми родителями, хорошей памятью и отличными способностями, да даже аттестатом отличника, — и вдруг у нее появляется желание или просто интерес в упоении собственным ничтожеством и одновременно желанием всеобщего восхищения. Как так получается, что человек застревает в этом переходном подростковом возрасте, в котором граничат эпатаж и бездарность, уникальность и обычность? Комплекс ли это неполноценности, прочно засевший где-то в глубинах психики и постоянно зудящий? Инфантилизм ли, который так или иначе, в большей или меньшей степени присущ всем нам? И что с этим делать?

Именно в подростковом возрасте она начала пить, впрочем, как и мы все начали пить. Пили, правда, для того, чтобы было весело, пили, как говорится, за компанию, чтобы самоутвердиться, чтобы стать чуть более взрослыми или просто по случаю. Но потом, когда взрослеешь уже по-настоящему, эти веселые гулянки куда-то уходят, и даже встречаясь на праздниках, не всегда стремишься распить алкоголь. Это стал уже вполне доступный атрибут той самой взрослости, которым уже никого не удивишь, который просто позволяет чуть расслабиться вечером или составить натюрморт праздничному столу.

Но она пить не закончила. Пиво, джин-тоник… Бутылочка, когда выходит из дома, бутылочка, когда возвращается домой. И все бы как бы ничего, все просто и с панибратством. Это может, конечно, сопровождаться какими-то странными компаниями, бесцельными знакомыми, а именно стремлением быть среди низших, самоуничижаться или самоутверждаться на их фоне. Общение с людьми, у которых напрочь отсутствуют минимальные понятия образованности и грамотности, пустые разговоры, встречи. Но даже любовь к спиртному у этих непонятных знакомых выглядит более невинным занятием, чем у нее, больше похожее на поведение мужиков возле пивного киоска.

Все больше похоже на поведение таких мужиков: речь и голос, движения и даже сознание. Каждый день после глотков крепкого пива ее сознание меняется. И хоть был период, когда она сама добровольно пришла в клинику, чтобы зашиться, и провела там целый месяц, теперь наступил период более крепкого алкоголя – водки. Причем, какой водки! Сивухи, которая меняет сознание и ощущение напрочь, которая не имеет ничего общего с нормальным качественным алкоголем. И все это – прихлебывание втихаря среди бела дня, с чувством того, что это не заметно окружающим, что не видно, как она меняется. Когда она бывает трезвой, то я понимаю, что она та, кого я так люблю, а когда она выпьет, я продолжаю разговаривать с ней, с той, которую я знала и любила много лет. Иногда мне кажется, что в ее голове уже почти ничего не осталось от того, какими мы были, система ценностей изменена. Я даже не могу до конца считать ее полностью нормальным человеком, потому что нет мотивации к действиям, нет обязанностей по отношению к кому-либо. Она никому ничего не должна, и ей никто ничего не должен. При этом явно чувствуется то, как она страдает от не востребованности, от того, что мир ничего не предлагает ей, да и ей уже вряд ли есть что предложить миру. Достижения – в прошлом, их не догнать, не ощутить, не пощупать руками. Она не верит в будущее, не может и не хочет догнать нас, ее друзей, тех, кто ушел далеко вперед за все эти долгие годы.

Что делать, неизвестно, и от этого можно сойти с ума. Как может сойти с ума и ее мама, с которой я сижу ночами, когда она, пьяная, буянит в соседней комнате. Я разговариваю с ее мамой о том, о чем, наверное, должна была бы разговаривать она: о литературе, о воспитании детей, о последних событиях в мире, да просто о Боге. Хотя о чем бы мы ни говорили, мы говорим все же только о ней. Литература… Она любит Лермонтова больше, а не Пушкина. Психология… Говорим об инфантилизме, обсуждаем почему, почему, почему…

Родители стареют каждый год, и как они будут жить дальше, я не знаю. И у меня есть свои родители, и я вижу, как они стареют с каждым годом, к сожалению.

Где-то там, где уже ничего не видно, существует моя подруга, которую я знаю с самого детского сада, с самой первой группы. Я знаю ее недостатки, знаю, что она, конечно, не идеальна, но она была обычным живым человеком. Сейчас даже ее отец говорит о деградации ее сознания. Ее саму уже больше никто не помнит, только я да еще одна наша общая подруга. С ней не о чем разговаривать, нечего спросить, незачем ждать ответа. Возможно, лучший выход из ситуации – это сдать ее куда-нибудь, где содержатся такие люди и забыть. Ее, той, которая прочла кучу книг, уже нет, уже нельзя с ней поделиться впечатлением от прочитанной книги или просмотренного фильма. Теперь все наши разговоры ходят вокруг ее мнимой картины мира, в которой она еще ищет отчаянные попытки продемонстрировать свою начитанность и образованность, чтобы не чувствовать ту пропасть под ногами, которая давно разверзлась.

Сегодня она опять пила, она снова пьяная. Она говорит, что хочет умереть, что не верит в Бога. Винит во всем судьбу, тяжелую судьбу, которая родила ее не под той звездой, не в то время, не в том месте. Это последние как-то более-менее осознанные слова, после этого начинается уже бессвязный бред.

Чувство, что ты ничего не можешь поделать, самое тяжелое и бессильное.

Остается одно – смотреть, чувствовать ту горечь, когда видишь, как человек совершает самоубийство, медленно, но верно. Он хочет успеть сделать максимально больно своим близким, чтобы затем рухнуть в эту бездну и с наслаждением умереть. И все хочется верить, что она что-то еще чувствует, сочувствие или сожаление, что-то, что заставит ее остаться рядом, а нас остаться рядом с ней. И опять горькое чувство разочарования: не видит, не слышит, не хочет…